Тема первого заседания (24.04.02): "Идеологический процесс накануне очередного избирательного цикла: консенсус или поляризация?"

Виктор Милитарев в своем выступлении ссылался на нравственные устои народа, на его глубинное социал-демократическое мировоззрение, которое должно послужить позитивным источником для правильного и непротиворечивого оформления нашего политического пространства. Но у меня есть на этот счет большие сомнения. Некоторое время назад мне довелось побывать на мероприятии, посвященном обсуждению событий 11-го сентября, где один известный эксперт говорил примерно следующее: конечно, американцы разбомбили себя сами, и поэтому - обращаю внимание именно на это "ergo" - наш президент сделал совершенно правильный выбор, присоединясь к американцам. Я еще могу понять каждый из этих двух тезисов по отдельности, но я несколько теряюсь, сталкиваясь с рассуждением, в котором они оказываются совмещены. И тем не менее, в приведенном пассаже отразилась довольно типичная для нас, для нашего так называемого общественного сознания логика. Некоторое время назад я разговаривал с моими коллегами в курилке МГУ. Многие из них были убеждены, что если не сам Путин, то его приближенные причастны к взрывам домов в Москве. Спрашиваешь: "А вы за кого будете голосовать на следующих президентских выборах?" - отвечают: "Конечно, за Путина!" Так вот, мне начинает казаться, что население страны на самом деле исходит из весьма замечательной установки, согласно которой уничтожать собственный народ - это, в общем, нормально и по-своему здорово. Более того, лично я, сомневаясь в том, что нынешняя власть в действительности причастна к террористическим актам осени 1999 г., иногда допускаю, что ей могло быть очень выгодно распускать слухи о своей причастности. Ибо симпатии нашего "общества" может привлечь только предельно жестокая, предельно беззастенчивая в выборе средств власть, только политический лидер, максимально приближающийся по своему образу к "вору в законе". И никакой принципиальной разницы между "молчаливым большинством" и "говорящим меньшинством" в этом вопросе нет - по этому пункту достигнут предельный общенациональный консенсус. Именно поэтому ссылка на народ, на то, что он кого-то любит, а кого-то не любит, - вещь, во-первых, крайне двусмысленная и, во-вторых, если говорить начистоту, картина народных нравов представляется слишком абсурдистской для того, чтобы мы могли с ее помощью привести в порядок политический ландшафт нашего Отечества.

Теперь перехожу к вопросу о деидеологизации. Это еще один ходячий тезис, который у меня вызывает большие сомнения. Сомнения вызывает, прежде всего, сама идея генезиса путинского режима как режима деидеологизированного. Напомню, что Путин появился в 1999-м году в ситуации противостояния власти и оппозиции, руководимой партией, называющей себя центристской. К 1999-му году был худо-бедно выношен проект центристского движения, руководители которого утверждали, что они способны примирить различные фланги российского политического сообщества, условно говоря, "Яблоко" с КПРФ, и в общем-то действовали в этом направлении. Но вдруг неожиданно возникла сила, которая объявила новоявленным центристам следующее: вы не истинные либералы и вы не истинные патриоты. Эта сила, дискредитировав центр, объединила против него крайних либералов с крайними патриотами, объединила Дугина с Чубайсом, Леонтьева с Прохановым, Сванидзе с Крутовым и тем самым, в конечном счете, оторвала от центра те самые фланги, которые он призван был примирить. Поэтому с самого момента своего возникновения проект Путина был проектом предельно идеологизированным, заряженным мощной идеологической энергией. Другое дело, что сила, проводившая в жизнь этот проект, не спешила определить, точнее, обозначить знак своей идеологизации. Но "крайности" сошлись в поддержке именно этой силы в ожидании, что когда она откроет свое истинное лицо, оно окажется тем самым, которое каждая из "крайностей" надеялась увидеть. Под залог этого неявного обещания власть успешно выкачивала авторитарный ресурс из всех идеологических групп, готовых ей этот ресурс предоставить. Разумеется, приходилось и частично расплачиваться с идеологическими донорами: то гимном, то Земельным кодексом.

В этом смысле политические действия президента после 11 сентября не кажутся мне неожиданными, "режим с отложенным идеологическим статусом" не мог существовать вечно, выбор нельзя было откладывать и откладывать в необозримое будущее. И вот выбор состоялся: политическая система стала спонтанно трансформироваться, приходя в соответствие с заданным направлением. На него впервые ясно указал Г.О.Павловский, который выступил не так давно с предложением покончить с беспринципным идеологическим консенсусом, открывающим слишком широкие возможности для силовых структур и чиновничества.

Ситуация с перераспределением портфелей в Думе, скорее всего, имеет случайный и конъюнктурный характер - вряд ли многоопытные представители президентской администрации посоветовали своим подопечным действовать так нелепо и так топорно. Но, независимо от мотивов и качества исполнителей, в этой ситуации есть вполне определенный смысл, вполне очевидный с точки зрения логики эволюции "нового режима". Коммунисты и весь стоящий за ними идеологический спектр не вписываются в совершенный "новым режимом" идеологический выбор - поэтому их тем или иным способом с политического поля нужно устранить. Это просто необходимо для того, чтобы власть могла извлечь из своего выбора какой-то минимум дивидендов, - и во внутренней политике, и в международной. Наличие оппозиции, выступающей с резкой геополитической критикой официальной линии, мешает получению таковых дивидендов, подобно тому, как сохраняющиеся шансы прихода к власти во Франции кандидата от ультраправых делает крайне проблематичной предсказуемую политику страны в Европейском Союзе, да и будущее самого этого Союза. Логика прозападного постсентябрьского выбора, увы, имеет свои неизбежные авторитарные импликации.

Это касается и конфигурации элит, часть которых, в интересах сделанного выбора, окажется маргинализована, и населения в целом. Населению в конце концов будет сказано, что, в силу некоей макроисторической логики, единственное будущее, которое имеется у нашей страны, - это будущее в тесном союзе с Европой, с атлантическим миром, с тем миром, что находится западнее границы российско-белорусского союза. Поэтому людям надо научиться встраиваться в это пространство. Разумеется, это окажутся способны сделать далеко не все, поэтому ставку надо делать на сильных и передовых. А остальным, тем, кто не сумел встроиться, надо помочь спокойно окончить дни свои. Наверное, в духе мрачных предвидений В.Л.Цымбурского, им будет сказано: для того чтобы сохранить Россию как Великую Россию, надо еще раз пойти на очередные жертвы. И вообще, все жертвы, которые в дальнейшем общество будет вынуждено принести, - геополитические, экономические жертвы, - будут обосновываться по одной схеме: мы сделали выбор, альтернативы которому не было, а теперь тем более нет, и ныне и в дальнейшем мы должны действовать в логике этого выбора, чтобы извлечь из него максимальную пользу.

Такого рода политика автоматически приводит к изменению партийной системы. Тем же коммунистам будет ясно дано понять, в каких пределах они смогут вести игру. Им скажут, вероятнее всего, что они должны играть только в пределах коалиционной политики с некоторыми социал-демократическими лидерами. И кстати, для самих коммунистов это может стать неплохим шансом, поскольку давно уже ясно, что сами по себе они не смогут взять большинство, необходимое для реального контроля над властью. Шансы коммунистов в большой политике - это ясно и из европейского опыта - напрямую зависят от их способности блокироваться с более умеренными силами, располагающимися с ними на одном фланге. Поэтому большая проблема российских коммунистов в том, что рядом с ними не существует приемлемого для них социал-демократического контрагента. Те, кто сегодня пытаются использовать социал-демократический бренд - странный альянс в составе Горбачева, Яковлева, Титова, - являются фигурами, заведомо неспособными освоить потенциал левого протеста и уж тем более непригодными для наведения мостов с коммунистами.

В этой ситуации особое и неожиданно большое значение мог бы приобрести казус Селезнева. В самом деле, для коммунистов демонстративный разрыв с Селезневым вполне мог бы стать прологом к тому, чтобы самим "вырастить" себе приемлемого социал-демократического, респектабельного антагониста - а затем торжественно с ним же блокироваться и перейти в действительно новое политическое качество. Разумеется, это потребовало бы сильной, правдоподобной политической режиссуры и недюжинной способности к многоходовым игровым расчетам со стороны руководителей КПРФ. Проблема в том, что как раз на это рассчитывать не приходится.